Духовное пробуждение народа

Велико коварство наших врагов, но еще могущественнее ограждающая человека помощь Божия. Преподобный Ефрем Сирин

Наказание Божие

Чьим заступничеством оыла ои лет назад спасена Россия? Кто, где и как молился в то время за наше Отечество? Какие неоспоримые явления милости Божией были явлены людям во время войны, жертвами которой стали миллионы людей? Ответы на эти вопросы могли бы помочь правильно понять непреложный закон бытия нашего народа. А он состоит в том, что за нравственное одичание, преступления против Закона Божия грядет неминуемая кара, за покаяние и обращение вновь к Богу — помилование и процветание.

Святитель Феофан Затворник, один из духовных пастырей России, с глубочайшей скорбью отмечал еще во второй половине XIX века отпадение наивно-доверчивых русских людей от веры отцов и отравление их душ материализмом, неверием и безбожием. В одном из своих писем он писал: «…Матерь Божия отвратилась от нас: ради Ея и Сын Божий, а Его ради, Бог Отец и Дух Божий. Кто же за нас, когда Бог против нас? Увы!»

Великий всероссийский пастырь святой праведный Иоанн Кронштадтский незадолго до постигшей Рус скую землю катастрофы, революции 1917 года, взывал в 1906 году: «Обратись к Богу, Россия, согрешившая пред ним больше, тягчее всех народов земных — обратись в плаче и слезах, в вере и добродетели. Больше всех ты согрешила, ибо имела и имеешь у себя неоцененное жизненное сокровище — веру православную, с Церковью спасающей, и попрала, оплевала ее в лице твоих гордых и лукавых сынов и дщерей, мнящих себя образованными, но истинное образование, то есть по Образу Божию, без Церкви быть не может».

Но все же Пречистая Матерь Божия не до конца отняла за богоотступничество у русского народа чудесный Покров Свой. В день подписания Императором Николаем II текста отречения чудесно явилась в селе Коломенском икона Божией Матери «Державная». На ней Царица Небесная держит в одной руке скипетр, а в другой — державу. Считается, что Богородица Сама взяла в Свои руки верховную Царскую власть в России, когда обезумевшие русские люди отвергли своего Государя — Помазанника Божия. В эти же мартовские дни 1917 года старец иеросхимонах Аристоклий (Амвросиев) говорил, что начался суд Божий над живыми, и не останется ни одной страны на земле, ни одного человека, которого это не коснется. Начало — в России, а потом дальше. При этом он повторял своему духовному чаду: «Только не бойся ничего, не бойся. Господь будет являть Свою чудесную милость». Незадолго до своей кончины 24 августа/ 6 сентября 1918 г. в ответ на слова, что образовалась Белая Армия и есть надежда, он промолвил: «Нет, не будет, потому что дух не тот. Надо много и много перестрадать и глубоко каяться всем, только покаяние через страдание спасет Россию». Тогда еще не закончилась русско-германская война, а он сказал: «А еще и другая будет… Только ты не радуйся еще. Многие русские подумают, что немцы избавят Россию от большевистской власти, но это не так. Немцы, правда, войдут в Россию и много что сделают, но они уйдут, так как еще не время будет спасения. Это будет потом, потом». Иеросхимонах Аристоклий не произносил слов о том, что немцы спасут Россию. Он говорил о том, «что Германия понесет свою кару в своей земле, будет разделена». Много было и в более поздние годы пророчеств монашествующих в России о грядущем вторжении немцев в нашу страну.

И во времена богоборческого большевизма, почти четверть века перед войной терзавшего Русскую землю, Богородица хранила под Своим Покровом многих и многих праведников, о числе которых один Господь ведает. Нашествие нацистской Германии на нашу землю открыло миру, что, несмотря на отпадение от веры отцов значительной части народа, вопреки всему, Православие жило потаенно в сердцах большого числа людей в советской России. И подтверждением тому были многочисленные свидетельства чудесного покровительства Божией Матери, святых угодников Божиих православным воинам на полях сражений Великой Отечественной войны, верующим русским людям в тылу, в прифронтовой полосе, на временно оккупированной территории.

И начали люди молиться

За несколько дней до начала Великой Отечественной войны журнал «Безбожник» писал: «Религия является злейшим врагом советского патриотизма… История не подтверждает заслуг Церкви в деле развития подлинного патриотизма». Гонения на Русскую Православную Церковь к этому времени достигли таких масштабов, что само ее существование казалось проблематичным. Почти все архиереи были изолированы от своей паствы — пребывали в тюрьмах, лагерях, в ссылке, либо были убиты, замучены. Шла «безбожная пятилетка». Все монастыри были закрыты, а число действующих храмов на всю страну не превышало нескольких сотен.

Первые дни и недели войны и, тем более, весь последующий ее ход показали, что Россия оживает духовно. И, наверное, враги нашего Отечества сами подписали себе приговор, напав на нас 22 июня 1941 года в день Всех Святых, в земле Российской просиявших. Церковь земная тогда объединилась с Церковью Небесной в молитве перед престолом Божьим о спасении России.

Первые слова Местоблюстителя патриаршего престола Митрополита Сергия (Страгородского) после литургии: «Покров Пресвятой Девы Богородицы, всегдашней Заступницы Русской земли, поможет нашему народу пережить годину тяжелых испытаний и победоносно завершить войну нашей победой». Эти слова он неоднократно повторял во время войны. В первой своей проповеди, произнесенной тут же, Местоблюститель Патриаршего престола обратился к православным истокам русского патриотизма. Вещими были его слова в конце проповеди: «Господь нам дарует победу».

В тот же день он собственноручно напечатал на пишущей машинке текст обращения к «Пастырям и пасомым Христовой Православной Церкви», которое было разослано по приходам. Их оставалось по всей стране немного к началу войны. Таким образом, в первый же день войны Русская Православная Церковь благословила всех встать на защиту Родины. Народ верующий устремился в еще действовавшие храмы.

В храмах стали служить особый молебен, текст которого впоследствии именовался «Молебен в нашествии супостатов, певаемый в Русской Православной Церкви в Отечественную войну 1941-1942 годов».

А вскоре весь мир услышал величественную и грозную в своей неколебимой вере в Победу песню «Священная война», ставшую гимном народа в Великую Отечественную:

Не смеют крылья черные

Над Родиной летать,

Поля ее просторные

Не смеет враг топтать!

Пусть ярость благородная

Вскипает, как волна.

Идет война народная,

Священная война!

Первой исполнительницей песни «Священная война» была одна из групп Ансамбля красноармейской песни и пляски Союза ССР (так он тогда именовался), руководимая дирижером и композитором Александром Васильевичем Александровым.

А.В. Александров закончил в 1900 году регентский класс Петербургской придворной певческой капеллы и был многие годы регентом церковного хора. В своей неопубликованной статье «Как вошла в мою жизнь композитора Отечественная война» генерал-майор Александров после войны писал: «…Когда группа Краснознаменного ансамбля выступала на вокзалах и в других местах перед бойцами, непосредственно идущими на фронт, то эту песню всегда слушали стоя, с каким-то особым порывом, святым настроением и не только бойцы, но и мы — исполнители — нередко плакали…»

Во время Божественной литургии произносились специальные молитвы о даровании победы над иноземными захватчиками. В церквах к престолу Божию с началом войны стала возноситься практически та же молитва, которая была составлена 130 лет назад в 1812 году при нашествии полчищ Наполеона на Россию: «Господи Боже сил, Боже спасения нашего востани в помощь нашу и подаждь воинству нашему о имени Твоем победити…» В 1941, как ив 1812 году, прикрываемый и оправдываемый именем Бога «крестовый поход» был фактически вторжением «двунадесяти языков» на землю Святой Руси. Образ Православной Руси прикровенно хранился в глубинах народного сознания, несмотря на более чем двадцать лет невиданных жесточайших гонений и притеснений за веру.

Но не разрушен был храм во многих душах человеческих. Государственные богоборцы Римской империи недаром так боялись Христа. Он был невидим, а в него верили! Как его разрушить? Так произошло и с Русской Православной Церковью: большинство храмов закрыто или порушено, все монастыри закрыты, а началась война — и вера ожила в сердцах людей. Чем было утешиться, где обрести надежду, найти единение с убитым близким? — и народ пошел в Церковь. Открытых церквей было очень мало в огромной стране, и многие люди стали молиться за своих родных и близких дома. Без веры пережить беду войны было бы намного труднее. Как писал поэт А.Майков в XIX веке, «чем глубже скорбь, тем ближе Бог».

Уже в первые месяцы войны в СССР началось движение за открытие церквей. В городах и селах страны созывались собрания верующих, на которых избирались исполнительные органы и уполномоченные по ходатайствам об открытии храмов. В сельской местности такие собрания иногда возглавлялись председателями колхозов, выступавшими ходатаями за открытие церквей, собиравшими подписи верующих, и были случаи, когда им оказывали содействие работники горисполкомов, райисполкомов и сельсоветов. Например, в Ленинградской области председатели ряда сельсоветов оказывали помощь верующим тем, что заверяли их подписи с просьбами об открытии храмов и лично направляли списки в вышестоящие инстанции для регистрации религиозных общин. Вскоре после начала Великой Отечественной войны уже перестали чинить препятствия массовым богослужениям и церемониям, и начали открывать, пока еще без юридического оформления, храмы.

В последней незакрытой церкви Святой Троицы в городе Горьком богослужения прекратились с 10 декабря 1940 года, а 10 декабря 1941 она была уже вновь открыта.

В публикации писателя, а ныне священника отца Николая Булгакова приводятся воспоминания очевидцев о том, что с первых же дней Великой Отечественной войны среди москвичей появилась такая молитва: «Господи Боже наш! Тебе вручаем мы в сию тяжелую годину судьбы наши и на Тебя возлагаем надежду нашу. Призри на нас с Небесной высоты Своей. Простри нам Твою мощную благодеющую руку и изведи из глубины постигшего нас бедствия, дабы мы вечно прославляли Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». И затем — псалом 120.

Отец Николай пишет: «Те, кто так молился, внося свой вклад в общий молитвенный подвиг нашего народа в ту войну, тем самым завещали своим потомкам за вымоленную у Господа победу вечно прославлять в Троице славимого Бога».

Сейчас уже не установить всех тех священников и монахов в России, кто молился за наших воинов и победу над захватчиками. Широко известны были молитвы во время войны иеросхимонаха Серафима (Муравьева), проживавшего в то время под Ленинградом в поселке Вырица. В 1941 году ему было уже 76 лет. Болезнь к этому времени практически не позволяла ему передвигаться без посторонней помощи. Если его здоровье улучшалось, то его выводили, а иногда и выносили в сад для молитвы перед чтимым им образом его небесного покровителя. Это была икона, изображавшая Саровского чудотворца, коленопреклоненно стоящего перед образом Пресвятой Богородицы «Умиление», которую батюшка Серафим (Вырицкий) привез еще с Саровских торжеств в 1903 году…

Он часто повторял: «Один молитвенник за страну может спасти все города и веси…» Икона, перед которой он молился начиная еще с 1 935 года, была укрепляема на яблоньке, что росла у гранитного валуна. На нем батюшка, когда были силы, и стоял на своих больных коленках, молясь иногда час, иногда больше. Моление на камне — это был высший молитвенный подвиг батюшки. Сущность этого делания раскрыта в житии преподобного Серафима Саровского: «Когда в сердце есть умиление, то и Бог бывает с нами».

Вырица была занята немцами, но в ней расквартировали воинскую часть их союзников — румын. Они оказались православными, да еще понимающими по- русски. В храм, закрытый в 1938 году, но, слава Богу, неразоренный, снова пошли люди. Прихожане сначала косились на солдат в немецкой военной форме, но, видя, как румыны молятся и соблюдают чин службы, постепенно смирились. Так и действовал храм в прифронтовой полосе с таким необычным составом прихожан.

В Свято-Ильинском кафедральном соборе Архангельска служил в те годы другой монах с тем же именем — игумен Серафим (Шинкарев), бывший до того монахом Троице-Сергиевой Лавры. По воспоминаниям очевидцев, «он часто оставался по несколько дней в храме, проводя ночи в молитве. Уже тогда некоторые из духовных чад старца замечали его прозорливость. Запомнили такой момент. Состояние дел на фронте было самое критическое, надежды на лучшее уже не оставалось. Люди были подавлены. Отец Серафим не позволял унывать: «Молитесь, молитесь. Скоро прогонят эту нечисть». Через несколько дней пророческие слова сбылись…»

В начале войны некоторые воспринимали немцев как внешних освободителей от внутреннего врага. Митрополит Сергий (Страгородский) в своей проповеди в московском кафедральном Богоявленском соборе 26 июня 1941 года сказал: «Пусть гроза надвигается. Мы знаем, что она приносит не одни бедствия, но и пользу: она освежает воздух и изгоняет всякие миазмы.

Да послужит и наступившая военная гроза к оздоровлению нашей атмосферы духовной…». И там же набатом прозвучали его слова: «Родина наша в опасности, и она созывает нас: «Все в ряды, все на защиту родной земли, ее исторических святынь, ее независимости от чужестранного порабощения». Позор всякому, кто бы он ни был, кто останется равнодушным к такому призыву…». Эти слова потом взяла на вооружение коммунистическая власть. При этом в годы войны ни одно из положений коммунистической идеологии не было отвергнуто или даже слегка пересмотрено. Но реальное содержание «идеологической работы в массах» изменилось, обретя несомненные национально-патриотические черты. Пересмотр осуществлялся решительно и целенаправленно во всех областях: от истории и культуры до религии. Ни в одном постановлении ЦК ВКП(б) и ЦК ВЛКСМ за годы Великой Отечественной войны не ставились задачи именно научно-атеистической пропаганды, не упоминалось в них и об антирелигиозной работе. В результате даже сам термин «антирелигиозная» работа или пропаганда на время Великой Отечественной войны выпал из повседневной практики партийных и комсомольских органов, их политической и воспитательной деятельности.

О русских ценностях, национальных и патриотических, частично реабилитированных на государственном уровне еще в конце 30-х годов, стали говорить с высоких трибун. В речи, переданной по радио 3 июля 1941 года, граждане СССР совершенно неожиданно услышали знакомое христианское и совсем не коммунистическое обращение к народу Иосифа Сталина: «Братья и сестры!… К Вам обращаюсь я, друзья мои!..» Многие люди, жившие почти четверть века при безбожной власти, вновь почувствовали себя братьями и сестрами во Христе. Вера православная стала оживать в них.

В это время только начиналось открытие церквей по инициативе и при непосредственном участии верующих на захватываемых немцами территориях Украины и Белоруссии. Открытие церквей, попускаемое и зачастую поощряемое немецкими властями, преследовало цели пропагандистского использования Православия как возможной духовной силы в борьбе с большевиками. Конечной же целью Гитлера была ликвидация христианской религии.

Первый циркуляр об отношении к церковному вопросу, в основу которого были положены директивы, данные Гитлером в июле, был издан 16 августа 1941 года. В оперативном приказе № 10 Главного управления имперской безопасности, в частности, говорилось: «…с германской стороны ни в коем случае не должно явным образом оказываться содействие церковной жизни, устраиваться богослужения или проводиться массовые крещения. О воссоздании прежней Патриаршей Русской Церкви не может быть и речи. Особо следует следить за тем, чтобы не состоялось, прежде всего, никакого организационно оформленного слияния находящихся в стадии формирования церковных православных кругов. Расщепление на отдельные церковные группы, наоборот, желательно. Равным образом не нужно препятствовать развитию сектантства на советско-русском пространстве».

Объявив «крестовый поход» против большевизма, Гитлер у себя в Германии одновременно осуществлял жестокие гонения на верующих, прежде всего католиков. Поэтому уже в первые дни войны советская пропаганда нашла уязвимое место германского тыла. 9 июля 1 941 года газета «Правда» выступила с осуждением гонений на католиков в Германии и поддержала их антинацистские выступления. На следующий день «Правда» опубликовала сообщения из газет «Нью- Йорк Таймс» и «Нью-Йорк Геральд Трибюн» о письме германских епископов, протестующих против гонений национал-социалистов на церковь, которое свидетельствовало о провале попыток фашистской Германии организовать «священный крестовый поход против большевизма». Из статьи ясно, что усиливающееся сопротивление католичества рассматривалось как вызов германскому правительству.

Среди тех немногих, кто открыто критиковал нацистский режим, был архиепископ Мюнстерский Клеменс фон Гален (1878-1946). Еще в 1934 год запретил поминать нацизм как «новое язычество» и впоследствии продолжал выступать с антинацистскими проповедями.

Но, говоря о гонениях на Церковь и о притеснениях верующих в Германии, советская пресса ни разу не обмолвилась о гонениях на Церковь в СССР. Видя, что голос Церкви способен оказывать влияние на верующих, а их недовольство могло ослабить и тыл, и фронт, советская пропаганда извлекла из этого необходимые уроки и предпочла учиться на ошибках врага, нежели на своих собственных.

Ясно и определенно сказал о языческой сущности нацизма на четвертый день войны митрополит Сергий (Страгородский) в своем слове на молебне о победе русского воинства в Богоявленском соборе 26 июня 1941 года: «Глубоко ошибаются те, кто думает, что теперешний враг не касается наших святынь и ничьей веры не трогает. Наблюдения над немецкой жизнью говорят совсем о другом. Известный немецкий полководец Людендорф, посылавший своих солдат на смерть сотнями тысяч, с летами пришел к убеждению, что для завоевателя христианство не годится. Поэтому генерал призывает своих германцев бросить Христа и кланяться лучше древнегерманским идолам — Вотану и другим. …Безумие это распространено среди фашистов и даже стремится заразить собою и другие народы, попадающие под германское влияние или владычество».

В своем послании к пастве в день памяти преподобного Феодора Студита 1 1 (24) ноября 1941 года митрополит Сергий (Страгородский) еще раз высказался по поводу сущности гитлеризма: «Гитлеровский Молох продолжает вещать миру, будто бы он поднял меч на «защиту религии» и «спасение» якобы поруганной веры. Но всему миру ведомо, что это исчадие ада старается лживой личиной благочестия только прикрывать свои злодеяния. Во всех порабощенных им странах он творит

гнусные надругательства над свободой совести, издевается над святынями бомбами разрушает храмы Божьи, бросает в тюрьмы и казнит христианских пастырей, гноит в тюрьмах верующих, восставших против его безумной гордыни, против его замыслов утвердить его сатанинскую власть над всей землей». Читающим тогда эти слова должно было быть ясно, что они относятся ко всем гонителям христианской веры.

Вдали от России

Известие о начале войны с СССР вызвало противоречивые чувства у миллионов русских людей, пребывавших в вынужденной эмиграции, в том числе и у священнослужителей. В первые дни немецкого вторжения некоторые архиереи и священники Русской Православной Церкви Заграницей в своих статьях и воззваниях горячо приветствовали поход вермахта на Восток. Некоторые из них явно считали третий рейх меньшим злом, чем безбожный коммунистический режим, и надеялись на пробуждение духовных сил русского народа.

Ясная и трезвая отповедь тем, кто придерживался подобных взглядов, еще задолго до начала войны — в 1938 году — дана была во Франции генералом Антоном Ивановичем Деникиным, возглавлявшим в свое время Белое движение: «Мне хотелось бы сказать — не продавшимся, с ними говорить не о чем, а тем, которые в добросовестном заблуждении собираются в поход на Украину вместе с Гитлером: если Гитлер решил идти, то он, вероятно, обойдется и без вашей помощи. Зачем же давать моральное прикрытие предприятию, если, по вашему мнению, не захватному, то, во всяком случае, чрезвычайно подозрительному. В сделках с совестью в таких вопросах двигателями служат большей частью властолюбие и корыстолюбие, иногда, впрочем, отчаяние. Отчаяние — о судьбах России. И прольете вы «не чекистскую», а просто русскую кровь — свою и своих напрасно, не для освобождения России, а для вящего ее закабаления».

В том же 1938 году, находясь в Германии, другой патриот России — Иван Лукьянович Солоневич — в своем меморандуме, адресованном Гитлеру, писал: «…Воевать против русского народа, это значит, что вы будете идти до Владивостока, и на пути каждый куст будет стрелять. И на каждом мосту придется оставлять часовых. А конец будет — наполеоновский».

Среди высказываний лиц духовного звания наиболее известным позднее стало обращение архимандрита Иоанна (Шаховского), которое было названо «Близок час»: «Новая страница русской истории открылась 22 июня, в день празднования Русской Церковью памяти Всех святых, в земле Русской просиявших. Не ясное ли это даже для самых слепых знамение того, что событиями руководит Высшая Воля. В этот чисто русский (и только русский) праздник, соединенный с днем воскресения, началось исчезновение демонских криков «Интернационала» с земли Русской… Внутреннее воскресение зависит от сердца человеческого; оно подготовлено многими молитвами и терпеливым страданием. Чаша исполнена до краев. «Великое землетрясение» начинает «колебать основание темницы» и скоро «у всех узы ослабеют» (Деян 16, 26). Скоро, скоро русское пламя взовьется над огромными складами безбожной литературы. Мученики веры Христовой и мученики любви к ближнему, и мученики правды человеческой выйдут из своих застенков. Откроются оскверненные храмы и освятятся молитвой».

Многие молились за спасение России за ее пределами. Так, например, звучало постановление от 22 июня 1941 года духовного собора монастыря преподобного Иова Почаевского в восточной Словакии (село Ладомирова/Владимирова): «…Слушали сообщение о начавшихся военных действиях между Германией и СССР, в связи с чем в этот день был совершен молебен всем святым земли Русской об избавлении ее от безбожного обстояния.

Постановили: всем братством присутствовать на следующий день на утрене и литургии, оставить образы русских святых в церкви на все время войны и во все это время совершать перед ними ежедневно молебен Спасителю, Божией Матери и всем русским святым; всем мантийным монахам ежедневно творить по 25 поклонов с молитвой: «Господи Иисусе Христе, спаси Россию и воскреси святую Православную Русь».

Сохранилось вдохновенное слово, произнесенное в Шанхае 23 июня 1941 года после литургии святителем Иоанном (Максимовичем). Шел второй день Великой Отечественной войны, и сказанное епископом Иоанном, обладавшим даром чудо- творения и прозорливости, звучит и ныне как пророчество: «Сегодня исполняется 25 лет с тех пор, как Церковь открыто прославляет и призывает как прославленного угодника Божия святителя Тобольского Иоанна, которого как великого праведника и чудотворца давно уже почитали Сибирь и Чернигов. Канун Полтавской битвы Царь Петр проводил в беседе с святителем Иоанном, бывшим тогда архиепископом Черниговским. Ободряя Царя, святитель Иоанн пророчественно изрек Царю слова Священного Писания: «Да предаст тебе Господь Бог враги твоя, сопротивящыяся тебе, сокрушены пред лицем твоим: путем единем изыдут на тя, и седмию путьми побежат от лица твоего» (Втор 28, 7).

Действительно, Полтавская битва закончилась полным поражением неприятеля, принужденного разными путями бежать из России, а для Руси настали дни подъема и славы. И ныне 25-летие прославления приходится, когда измученная Русь снова находится на переломе и русский народ повержен вспять «спасения ждый Господня» (Быт 49, 1 8).

Да осуществится же ныне упование Царя-мученика, и Господь Бог, у Которого тысяча лет, как один день, и один день, как тысяча лет, по предстательству святителя Иоанна, да послет нашему Отечеству скорое спасение, возродит его в прежнем его величии, «возвратит пленение людей Своих» и даст ныне «помазание веселия плачущим, украшение славы вместо духа уныния» (Ис 61, 3).

В тот же день, 23 июня 1941 года на противоположном конце Евразии жена генерала Деникина Ксения Васильевна, сидя под арестом в тюрьме у немцев на юге Франции, прислушивалась к тому, что сообщало радио, находившееся в соседнем караульном помещении. Свои впечатления она набросала на клочке бумаги, а впоследствии переписала их в свой дневник:

«23 июня 1941 года.

Не миновала России чаша сия! Немецкие бомбы рвут на части русских людей, проклятая немецкая механика давит русские тела, и течет русская кровь… Пожалей, Боже, наш народ, пожалей и помоги!»

В те первые часы и дни германо-советской войны так называемая правая русская эмиграция, по словам Ивана Лукьяновича Солоневича, «сделала самое разумное и самое человечное, что она вообще могла сделать. Она сжала зубы, молчала и молилась».

Знаменательна позиция, занятая в начале войны Германии против СССР митрополитом Алеутским и Североамериканским Вениамином (Федченковым). В свое время он возглавлял военное духовенство армии генерала П.Н.Врангеля и в ноябре 1920 года оказался в Константинополе, а затем жил в Болгарии, Сербии, Чехословакии, Франции, США.

Во время его хиротонии 10 февраля 1919 г. во епископа Севастопольского архиепископ Димитрий (князь Абашидзе, в схиме Антоний) при вручении ему жезла сказал: «Не бойся говорить правду пред кем бы то ни было, хотя бы это и был сам Патриарх или другие высокие в мире люди».

В своем послании от 16 октября 1941 года ко всем русским людям в Америке владыка Вениамин в который раз выполнил этот завет. Ниже приводятся фрагменты его послания:

«Я не буду говорить сейчас словами своими. Пусть за меня скажет Церковь на родине: пусть свое слово скажет народ.

Устами своего Первоиерарха — Патриаршего Заместителя (или, в сущности, Патриарха, как справедливо называют его заграничные корреспонденты) — Митрополита Сергия и соприсутствующих с ним в Москве других архипастырей и духовенства Церковь в первый же день войны в особом послании благословила своих духовных чад на борьбу за священные границы отечества; она призвала весь русский народ к всеобщему подвигу — от мала до велика; она объявила недостойным умолчание и уклонение от участия в этой борьбе; она назвала «прямою изменою родине», если кто, хотя бы в тайне души своей, ожидает от врага родины «выгод» в земле, уже занятой или занимаемой неприятелем.

Она и в лице своего Первоиерарха, и в массе московского духовенства, и при огромном стечении народа горячо молилась о даровании победы русскому воинству. Молитвенный дух, по словам очевидцев, был «потрясающим».

Она не стала обличать народ в его прегрешениях, прошлых и настоящих. Й лишь в заключительной молитве молебна словами прежних молитвословий упомянула: «Не помяни [Господи] беззаконий и неправд людей Твоих и не отвратися гневом Своим». И только! А далее тотчас же просит: «Но в милости (а не в наказании!) и щедротах Твоих, посети смиренныя рабы Твоя». «Подаждь воинству нашему о имени Твоем победити!» Вот как молится родная русскому народу Церковь в России.

Да и какая родная мать, когда ее ребенок мучится в корчах страданий, станет думать или говорить о том, что он заслужил такую муку? Не обращались ли многие и многие матери в подобных случаях с иной просьбой к Богу: «Господи! Лучше меня, окаянную, накажи за него, а его пощади!» Это — любовь делом. А теперь, до конца войны, будем молиться так, как теперь молятся в России».

Федор АНЛРЕЕВ